Книги.

Книги - вот то главное, я так думаю, что меня сформировало как личность. Это моя первая и последняя любовь, моё хобби, моё призвание и моя гордость. То, без чего я не представляю жизни вообще. Я не помню, когда я научилась читать, может, когда играли в школу ещё в Щитках, может, когда сидела за столом и смотрела как брат учится читать. Но помню, что в 1 классе, я специально читала по слогам, как другие дети, хотя уже могла читать быстро.В школьную библиотеку меня записали рано, так как я хорошо читала. В конце школьного коридора у нас стояли три пузатых книжных шкафа и вот раз в неделю Людмила Александровна, учительница немецкого и она же школьный библиотекарь, открывала эти шкафы и выдавала нам книги.Она просто выкрикивала название книги, а мы кричали и поднимали руки, кто хотел именно эту книгу, Она давала тому, кого первым услыхала или кого считала достойным читать эту книгу.Книги выдавались на две недели, но я всегда приносила их через неделю. Таким образом я прочитала много книг Майн Рида,Фенимора Купера и вообще про индейцев книги меня просто захватили.Память у меня была отличная и я любила пересказывать эти увлекательные истории Вальке Пановой и её младшим братьям, которые не любили читать, но слушали с удовольствием. Затем я прочитала Трёх мушкетёров и вот эта книга стала на долгое время главной в нашей детской жизни.Мы играли в неё, мы представляли себя мушкетёрами, говорили, как они(между собой).Потом было повальное увлечение Гайдаром и т.д. Я читала всё и многое знала наизусть, особенно Евгения Онегина, как ни странно. Мой двоюродный брат Коля Сорокин,(журналист и поэт) подарил мне толстый сборник Пушкина, а когда приехал однажды к нам в гости, то удивился и всем говорил, что я читала Онегина и письмо Татьяны знала наизусть!Мне было тогда 10 лет-это я точно помню.Без книг я просто не представляла себе жизни и читала везде и всегда. Родители ругали меня, отбирали книги, я пряталась и запоем читала всё, что попадалось под руку.Сколько раз отец вытаскивал меня из какого-то укромного уголка с книгой в руках! Родители считали, что я порчу себе глаза и я должна больше гулять и бегать, а не сидеть, скорчившись над книгой - то есть всего должно быть в меру.Когда я уже стала подростком, наш учитель истории давал читать мне книги из своей библиотеки. Его дом стоял недалеко от нашего, я тогда гоняла в поле наших гусей, Николай Сергеевич высовывался из окна, когда я проходила мимо и давал мне стопку книг.Книги были художественные, но в то же время описывали какую-нибудь историческую эпоху, поэтому читались с интересом. Тогда, наверное, я в историю и влюбилась. Так книги навсегда и остались моей любовью и трепетное чувство к хорошим книгам сохраняю до сих пор и считаю их главным богатством моего дома, этим богатством у меня забиты все шкафы и антресоли...

Моя болезнь.

Ярким воспоминанием у меня является мой переход в 5-ый класс. Как будто вчера мы входим в класс, садимся за парту и входит Антонина Дмитриевна и говорит: "Я - ваш классный руководитель." И так она была у нас до окончания 8-го класса.Было странно и интересно, что на каждый урок приходили разные учителя, о которых мы уже знали от старших учеников почти всё - кто строгий, а кто нет и другое...Так прошёл год и мы уже сами могли судить об учителях, а они о нас тоже уже составили своё мнение. Но вот по окончании 5-го класса я стала чувствовать себя неважно, часто болела голова, я уставала, была какой-то скучной. Это списывали на усталость в школе и думали, что летом всё пройдёт. В 6-й класс я пошла без ощущения отдыха. Проучившись неполную 1 четверть, я слегла совсем и в школу не пошла, сначала думали, что ненадолго, но пролежала до весны. Родители постоянно возили меня по врачам, по никто не мог поставить мне диагноз, никто не мог понять, что со мной. У меня страшно болела голова всё время, когда брат приходил из школы и бросал портфель в угол комнаты, я теряла сознание. Поэтому в комнате, где я лежала, всегда было тихо, говорили только шёпотом. Ко мне приходили девочки из класса, чаще всех приходила Вера Салова, приносили мне уроки, я старалась заниматься по-тихоньку, самостоятельно начала заниматься алгеброй, подруги мне объясняли, если я чего-то не понимала, учила стихи и все устные предметы, хотя руки падали на одеяло и не было силы держать учебник. В деревне откровенно говорили, что я скоро умру и уже говорили об этом при мне, не стесняясь, я как-то даже привыкла к этому, но мне всё время хотелось успеть что-то сделать больше в этой жизни, прочитать больше книг, посмотреть больше фильмов, чего я тогда не иогла. Мать возила меня в город в туберкулёзный лиспансер, там меня обследовали по подозрению в туберкулёзе скелета, но диагноз не подтвердился. Ноги у меня не стояли и руки не держали. Вот тогда кто-то подсказал матери сводить меня в Гремячую поляну к одному старичку. Меня, как куклу, положили в плетёные санки и повезли...Я помню эту тёмную избу с большими мконами по всем стенам, с горящими лампадами перед каждой. Это старичок читал надо мной молитвы, брызгал водой. Я поплыла почти без сознания...Очнулась от того, что меня умывали водой. Так началось моё лечение. Меня больше не возили туда, мои родители ходили к этому деду, брали у него воду, которую я пила и меня умывали ею. Дед был к тому же бывший врач ещё в старые времена, поэтому прописам мне какую-то микстуру. Но так как он уже давно не практиковал, то он дал адрес своего знакомого, который жил в городе и который мог по своим каналам изготовить эту микстуру ( это были какие-то витамины или их сочетание).Вот такую бутылочку мне изготовили и я пила её. Как ни странно, но в 4 четверти я пошла в школу! Конечно, все были уверены, что я останусь на второй год, столько пропустила. Когда я пришла в первый день была контрольная по алгебре и я написала её на 4!!! Иван Васильевич, наш учитель, говорил потом, что он поставил мне твёрдую четвёрку. А мне казалось стыдно оставаться на второй год, я ведь отличница была всегда! Я перешла в 7ой класс с хорошими оценками, хотя мне ещё трудно было высидеть целый день в школе и учителя меня всегда отпускали, если я говорила, что у меня голова болит. Честно сказать, я таким образом иногда отлынивала от уроков. Таким образом мысль о моей смерти сама собой отпала, но началась моя борьба за жизнь, которая продолжается все мои последующие годы, так как за время моего лежания в постели произошли необратимые процессы, которые требовали врачебного вмешательства, но никто не обратил на это внимания, главное, встала и начала ходить...А когда мне было лет 15, мне сказали, что к 40 годам я не смогу ходить самостоятельно. Я читала литературу, смотрела передачи по телевизору, делала всё, что могла, что бы победить саму себя и сохранить то, что у меня ещё осталось. И я ещё живу...

Школа.

Вот и наступил этот ответственный момент в моей жизни и я иду в школу! Мать сшила мне коричневое штапельное платье, два тоже штапельных фартука - чёрный и белый, такая у нас была тогда форма.Я всегда ходила с косами до 8 класса, с белыми бантами по праздникам и разноцветными в будние дни. И вот я впервые вошла в свой класс. Класс у нас был небольшой, но это была малокомплектная школа, поэтому мы учились вместе с третьим классом, то есть два ряда - первый класс, два ряда - третий. Это не очень легко для детей и для учителя тоже. Когда через 12 лет я снова вернулась в свою школу в качестве учителя, мне тоже пришлось работать некоторое время в таком классе.Наша учительница Вера Семёновна Жадеева была женщиной доброй, какой-то домашней, без возраста. Одета была всегда в какую-то тёмную деревенскую одежду, вечно с тёплой клетчатой шалью на плечах. Мой брат учился на класс старше и попал в класс Валентины Павловны Сергеевой - она считалась более строгой учительницей и говорили, что лучше учила, не знаю, нам с Верой Семёновной было очень хорошо. Вообще, учителя в школе были все какие-то близкие и домашние. Может, потому что их было немного и каждый учитель вёл несколько предметов как правило, а может потому, что наш отец работал в то время в школе и к нам отношение было как к детям сотрудника. Сама школа была небольшая, деревянная с печным отоплением, от которого мы каждую зиму по несколько раз угорали. Тогда приходили к нам из местного медпункта, давали нюхать нашатырь, особо пострадавших освобождали от уроков, что особенно было приятно нам, ученикам.Школа была восьмилетняя, а дальше нужно было ездить в райцентр Д-Константиново. Огромный, как казалось тогда, зал посредине школы, который служил нам и актовым, и спортивным, где проходили наши перемены, а в конце зала находилась учительская.Это было самое тёплое место, так как печка, отапливающая учительскую, одной стеной выходила в зал и мы стремились занять местечко у этой стенки. Во время перемен дежурный учитель проводил какие-либо игры, чтобы мы не бегали и не озоровали. Когда были маленькие, то в игры играли, а потом избегали этого. Летом на улицу выходили во двор, да и зимой выбегали и катались на ледяных дорожках. Однажды я так раскатилась, что упала и сильно ушибла колено, идти не могла и учительница биологии Антонина Дмитриевна внесла меня в школу на руках. Потом у нас при школе разбили сад хороший, где мы работали с учителями, ещё при школе жили кролики одно время, за которыми мы ухаживали. В школе было интересно мне и я с удовольствием туда ходила, назад возвращались всегда одной дорогой - мимо старой церкви, мимо сельсовета, переходили через трассу, шли вдоль всего Глухого порядка и вот мы дома. В школу ходили толпой, заходили друг за другом, так как мы жили почти на краю, то к нам заходили дети из соседней деревущки Учеватихи, а дальше по пути собирали всех. Так получилось, что моя подружка Валька Панова, хоть была младше меня, но когда я училась в третьем классе, она пошла в первый и мы вместе с ней учились у Веры Семёновны. У нас работали разные кружки, которые вели те же самые учителя, я с удовольствием занималась в танцевальном кружке и на каждый праздник мы разучивали какой-то новый танец, сами шили костюмы, что-то придумывали, ставили сценки, все праздничные мероприятия проходили на подъёме, наверное, потому что были детьми и по-другому смотрели на мир, который казался нам тогда добрым и надёжным... Я тогда даже не могла подумать, что пройдёт всего несколько лет и я вернусь в эту щколу в качестве учителя и всё будет по-другому...будут жалобы, скандалы, интриги...обычные взрослые отношения. На фото - учителя, а во втором ряду слева крайний стоит мой отец.

Продолжение...имена...

А вот мою мать всегда звали только Любой и в деревне и в городе, а отца Шуркой. Говорили, не Люба - Шуркина жена, а Шурка - Любин муж. Есть разница!?.

Пановы.

Немного наискосок на другом порядке стоял низкий какой-то приземистый дом Серафима и Палаги Пановых. К нашему приезду в деревню у них было трое детей - Колька - Пупсик, Валька - косая и Костенька. Но имя Костенька к нему как-то не прижилось и его стали звать просто и без претензий Коська, а Костенька произносили, когда хотели его как-то подковырнуть. А потом у них родился Витька-Витенька. Вот в моей памяти осталась эта тёмная, грязная изба, тучи мух, кружащие и жужжащие над лежащим на полу грудным ребёнком, с лицом, покрытым марлей. Это Витеньку клали на пол, чтобы не упал с кровати, когда родителей не было дома, он оставался на попечении своих старших братьев и сестры. Вот эта семья и эти дети были нашими главными друзьями, на первых порах даже единственными, так как мы мало кого тогда знали, потом в школе уже познакомились с другими. Как я уже писала раньше, через нашу улицу Глухой конец шла очень грязная, совершенно не проходимая дорога. Чтобы перейти через неё, надо было надевать болотные сапоги, а поскольку их не было у ребятишек, то мы перебирались через дорогу, чтобы играть на той или иной стороне, босиком по уши в грязи. Моя подружка и тёзка Валька Панова всегда до поздней осени ходила босиком, как и её братья. А нам мать не очень - то это разрешала, может, из-за моего ржавого гвоздя, но мы всё равно ходили босиком по траве, когда родители не видели. Когда я переходила через дорогу к Вальке босиком, потом вытирала ноги об траву и надевала обувь. А мать потом удивлялась, почему у меня обувь всегда внутри грязная? Эта Валька была очень толстой и неуклюжей девочкой с косыми глазами. В деревне к ней как-то относились не очень хорошо, как-то с насмешкой и другие дети с ней не очень дружились. А вот с ней мы как-то сразу подружились, хотя моя, так сказать репутация, пострадала в какой-то мере, так как после этого и меня не сразу приняли в свой круг деревенские ребятишки. Этому способствовала и моя неместная речь и даже моё имя. В семье ещё в городе нас родители звали Валерик и Валечка. В городе это было нормально, а в деревне это оказалось как-то не к месту и над нами стали просто смеяться и произносить это как-то иронически, с насмешкой. Да ещё наш городской говор, но мой брат как-то быстро переделался и его стали звать Валеркой и говорить он стал на О, а вот я так и не научилась этому разговору и всё время, что жила в деревне, говорила на А, как в городе. То, что надо мной смеялись при этом, меня не задевало как-то, наверное, сказалась привычка к насмешкам ещё в раннем детстве. Вот вскоре и отстали с насмешками, хотя иногда кто-нибудь и в более старшем возрасте поддевал меня этим говором. Конечно, кое-какие деревенские словечки и у меня прижились навсегда и надолго, но в целом всё-таки моя речь отличалась от других. А ещё это моё городское имя! Я очень страдала от него, когда шла по улице и мне кричали ребятишки :"Валечка-Валечка!" Казалось бы, ну что плохого, но как-то это произносилось с издёвкой, что звучало как прозвище. Вот моя подружка Валька Панова и придумала и стала первой звать меня Валюшкой и это как-то прижилось и Валечка стала забываться. Вообще, в деревне имена имеют большее значение, чем где - либо и выражают отношение к человеку, так мне кажется. Как в семье относятся к тебе, так и называют, а ещё улица должна принять или не принять твоё имя. Обычные имена Танька-Манька - это норма, а вот если тебя называют уменьшительным именем, то это иногда чревато, но бывают и такие имена приживаются. Вот была у нас в деревне женщина, так её звали Аннушка - Пяндесят, это она так произносила "пятьдесят", это имя Аннушка произносилось с насмешкой. Имя Марина - вообще хуже не бывает! Звали в конце улицы одну взрослую женщину Мариной, так её почти дурой считали - ну, что, мол, с неё взять, она же Марина! Поэтому, повезло тому, кого звали просто полуименем Манька, например, значит ты свой и претензий к тебе нет. С фамилиями на первых порах тоже путаница случалась, так как известно, что кроме твоей официальной фамилии, у всех почти есть ещё уличная фамилия. Когда пошла в школу, то с удивлением обнаружила, что Машка и Лизка Петровы вовсе и не Петровы, а Ларцевы, Точковы не Точковы, Маловы не Маловы и так далее. Оказалось, почти у всех детей есть ещё одна фамилия. Нам повезло, так как у нас фамилия была одна Артюховы и мы в нашей деревне были единственные с этой фамилией, что нас тоже выделяло из всех. Не знаю, почему так случилось, ведь мой отец был родом из этого села, наверное, у моего деда не было братьев, а сёстры вышли замуж и сменили фамилии. Всё-таки двоюродные родственники у моего отца были и тётку одну вспоминаю...
А потом Пановы стали строить новый дом, а мы постоянно играли на срубах, а ещё мне запомнилось, как мать Вальки Пановой пекла ржаные пироги с вишней и вкусней этих пирогов ничего на свете не было!..Пироги пекла она всегда большие, во весь противень, они лежали на столе, прикрытые от мух не совсем свежей тряпицей, мы как могли терзали их и ели с молоком или просто так. Мой брат дружил с другими ребятишками, а я в этой семье была своей, почти пятым ребёнком. Но вот почему - то сейчас наши дороги с Валькой постепенно разошлись и мы редко общаемся, хотя она долгое время жила в городе, даже на Автозаводе и даже на Мончегорской в 16 доме!

Настенька.

Напротив нашего дома на другом порядке в большом пятистенном доме жила семья Бушуевых. Отец дядя Вася человек очень строгий и казался нам тогда даже немножко страшным. Может потому, что его очень боялась и беспрекословно слушалась его единственная дочь от первого брака Настенька, именно так её все в селе звали. Она была не намного старше меня, примерно года на три, но выглядела старше, наверное потому, что у неё фактически не было детства. Как я помню, она всё время быстро - быстро ходила, почти бегала из огорода на скотный двор, то в дом, то за травой в поле...Фактически, всю работу по дому она делала сама. Она жила с мачехой тётей Настей, которую я помню постоянно закутанную в большую шаль, постоянно болеющую и жалующуюся на всё и вся. Вот не знаю почему, но у меня она вызывала какое-то неприятное чувство всегда. Иногда Настенька прибегала к нам, угощала медовыми сотами (у них были свои ульи), но поиграть с нами е не давали, тётя Настя тут же высовывалась из окна и плачущим голосом звала: "Настенька, ну, где ты бегаешь, корову доить надо!" Или что-то в этом роде. А когда появлялся отец, то Настенька просто бросалась домой, ничего не видя кругом, низко наклонив голову. Она была физически развита не по годам, немного полноватая и круглолицая, очень тихая и скромная. Наши матери жалели её, осуждали тётю Настю про себя. У тёти Насти своих детей не было и женщины считали, что она не имеет материнских чувств. Я хорошо помню эти разговоры. И вдруг мы узнаём, что Настеньку выдают замуж! А было ей всего пятнадцать лет! Год приписали ей тогда, чтобы перед законом всё было в норме. Мы бегали смотреть, когда жених приходил с друзьями. Его звали Виктор, невысокого роста, лет где-то 25-26. Богатой была свадьба, по всем правилам, с соблюдением всех русских традиций. Я помню Настеньку, как она и на свадьбе сидела вся испуганная, с низко наклонённой головой. Было впечатление, что в её жизни появился ещё один человек, которого надо бояться. Тогда говорили все: "Вот хоть от мачехи избавится, да жить начнёт может." Но всё получилось по-другому. Муж её не любил, сильно пил и зверски избивал свою малолетнюю жену. Через год она пришла домой к отцу, слегла и больше не встала. От побоев по голове у сначала появилась большая гематома на голове, потом обнаружили опухоль мозга. Настенька умерла в мученьях в возрасте 16 лет. Вот и ещё одна трагическая судьба...

Соседи.

Слева от нашего дома стоял не менее ветхий домишко, в котором сначала жила молодая разбитная бабёнка Настёнка Новокщёнова, когда мы только приехали, она жила одна, а потом вскоре приняла к себе молодого парня Шурку Котунова, который был моложе её лет на пять, красивый, настоящий мачо, но любил крепко выпить. Работал он электриком на электроподстанции, которая находилась при въезде в село со стороны города, она и сейчас там находится, дети работников подстанции ходили к нам в школу, да и многим нашим сельским она давала кусок хлеба. У них родились три дочери, ровно через два года друг за другом: сначала Анечка, потом Оленька, последняя Лидинька. Мы жили с ними всегда дружно, вообще мои родители никогда не конфликтовали с соседями, где бы ни жили. Вот поэтому, когда Настёнка родила вторую дочку, в крёстные пригласили меня, мне было 11 лет. Батюшка, приехавший в село, крестил сразу несколько деревенских младенцев в доме Настёнки. Я помню, как мне на руки положили чистую пелёнку, а потом обнажённую маленькую Ольгу, которую я с испугом держала на вытянутых руках, а потом надо было ещё три раза обойти вокруг импровизированной купели и что-то говорить, кажется, слово ВЕРУЮ три раза, но я уже плохо помню...Вот так эти девочки и росли на моих глазах. Третья, Лидинька, родилась, когда мне было 13 лет Я её хорошо запомнила, самая серьёзная была из них, хоть и самая маленькая. Я говорю была, потому что её уже давно нет. Трагичной была эта маленькая судьба... Когда ей было 4 года, она погибла на трассе под колёсами грузовика. У нас дорога шла под уклон и аварии происходили довольно часто. А в тот злосчастный день Анечка с младшей Лидинькой шли к матери на работу в школу (она работала в школе уборщицей), Аня перещла дорогу, а Лидинька успела дойти только до середины трассы, когда сверху со стороны города показался грузовик, водитель пытался затормозить и съехать в кювет, но испуганная девочка, вместо того, чтобы продолжать движение и перебежать дорогу, просто повернула назад, как раз туда, куда с дороги уже съехал грузовик. Там в кювете он её и раздавил, настолько, что по кускам собирали. Я уже к тому времени училась в Лукоянове, но слышала эти рассказы, как Настёнка страшно выла и ползала по дороге, собирая по кусочкам своего ребёнка. Во время похорон, когда переходили трассу в этом месте, а это был главный переход через трассу, она нашла кусочек ступни в туфельке, как упала так и не смогла подняться, чтобы идти дальше. Так и хоронили без неё. А через несколько лет погиб и их красавец отец. Когда производил какие-то работы на эл.столбе, его ударило током, свалился уже почерневшим трупом...Вот так Настёнка овдовела и одна поднимала своих двух дочерей...Они и сейчас живут в Богоявлении.
А справа от нас, позднее, построили новый дом молодожёны Шуликовы - Юрка с Нюркой, так их в деревне звали, у них было трое детей - Шурка, с ним они приехали, потом родилась Танька, моложе меня на 10 лет была и последняя Верочка. Странные они были люди. нелюдимые, малообщительные, особенно отец. Его называли черемисом, это национальность такая, кажется, это марийцы, но я не уверена точно. С детьми они тоже странно обращались. Я помню, как Верочку они привязывали всё время к ножке стола и она так сидела на привязи, пока родители уходили на работу или просто были заняты своими делами, мы подходили к ней, играли рядом, всё время около неё стояла миска с молоком, из которой могли пить кто угодно и собаки и кошки, валялись куски хлеба...Летом её привязывали на улице, а зимой в избе. Когда подросла, она сторонилась людей, пряталась от них в погреб, наверное, что-то было нарушено в её психике, умерла рано, совсем юной девушкой. С другой стороны от Шуликовых, на краю,сестра Настёнки, Анна с мужем, вскоре построили дом, Вот это и были наши ближайшие соседи на нашем порядке...На фото наши соседки дочки Настёнки Котуновой: Аня, Оля и погибшая Лида.

Вот моя деревня...

Богоявление - моё родное село. Хоть я здесь и не родилась, но в моей жизни оно занимает большое место, ведь здесь прошли мои школьные годы, здесь я приобрела своих первых друзей на всю жизнь, здесь формировались мои интересы и закалялся мой характер, да и ещё много всего случилось именно здесь. Село было большое, в 60 км. от областного центра. через всю главную улицу проходила магистраль на Арзамас, иы обычно ходили сюда гулять, когда стали постарше, мы так и говорили: "Ходили по трассе". Сейчас эта улица называется Шоссейная. А моя семья жила на боковой улице, которая, как аппендикс, отходила от трассы влево и называлась в простонародье Глухой конец, так как никуда, в общем-то, не вела, а после неё начинались поля, на которых в разное время выращивались те или другие овощи. Наша улица было, наверное, самой грязной, в том смысле, что здесь не было совершенно никакой дороги и проехать на машине было просто проблематично, особенно к нам, так как мы жили на самом конце. Уже несколько лет спустя, были построены ещё два дома после нас. А вправо от трассы немного под углом шла другая улица или Попов порядок, так как там жила когда-то семья местного попа. Церковь в селе была заброшенная и недействующая к тому времени, она стояла рядом со школой, мы иногда лазили туда, там жили дикие голуби, всё ими было загажено. Когда они взлетали под купол, вспугнутые нами, то казалось, что это души каких-то нереальных существ обитают здесь в полумраке. Немного становилось жутковато и мы быстро покидали церковь. Дочери бывшего попа всё ещё жили в селе и их так и звали Поповны. А улица это теперь называется Ключевая, так как там ещё находится ключ, на котором деревенские бабы полоскали бельё. Богоявление было как бы центром для окружающих деревень - здесь была 8-милетняя школа, клуб, медпункт, правление колхоза, а потом совхоза, сельский совет или местная администрация. Но был всего один продуктовый магазин, куда мы любили ходить сначала с родителями, а потом одни за хлебом, занимая очередь с пяти утра, ждали, когда придёт машина с хлебом из райцентра, это примерно часов до 2-3 дня в каникулы летом. Во время учёбы нас не посылали туда, конечно. Родители мои следили за нами, что бы мы не прогуливали, мы с братом всегда хорошо учились и были одними из лучших учеников в школе. Вообще, места эти были знаменитые, нас окружали несколько деревень с похожими названиями: Гремячая Поляна, Хмелевая Поляна и Белая Поляна и другие. В Гремячей Поляне родился и вырос известный писатель Николай Кочин. Его книги "Девки", "Парни", были написаны им о людях, которые жили в этих деревнях, описывались наши родные места, поэтому мы читали их с особым чувством и любовью...А за Глухим концом протекала тихая спокойная речка Песчанка, с прозрачной и чистой водой, куда мы ходили купаться и ловить рыбу с ребятишками...На фото наш дом.

Переезд в деревню...

Вот так и шло моё совковое детство в Щитках на Автозаводе со времени моего рождения до 1957 года, когда мои родители решили уехать из города на постоянное место жительства в деревню. Моему отцу становилось всё хуже и хуже, участились эпилептические припадки и врачи сказали, что есть только один выход - это жить в деревне, подальше от шума городского и поближе к природе. Вот тогда мои родители и решили переехать на родину отца в с.Богоявление, благо там проживала старшая сестра отца тётя Таисья Голованова. Мой брат к тому времени уже пошёл в первый класс, а я только собиралась в школу. Родители купили в Богоявлении небольшой полуразвалившийся домик, комнату в Щитках сдали государству или как там тогда делалось, я не знаю. Я помню, как мы с матерью ночевали в нашей бывшей комнате на узлах, а сюда уже приходили новые жильцы и ждали нашего отъезда - это была женщина средних лет с детьми постарше нас. Мой брат первый класс закончил в городе и весной мы уехали насовсем отсюда и начался новый период моей жизни. Я вспоминаю, как очень долго родители восстанавливали это полуразвалившийся старый домишко, как вначале мы замерзали в нём зимой, как согревались только на русской печке, но и она быстро остывала...Помню, как родители откуда-то привозили на санках днища от больших металлических банок и отец покрывал ими нашу крышу, первое лето мы, можно сказать, вообще жили почти на улице, так как нанятые деревенские мужики меняли отдельные сгнившие брёвна в стенах дома. Вокруг дома всегда валялось много щепы, палки какие-то, гвозди...Вот на один из таких ржавых гвоздей я однажды и наступила, пропоров себе ступню насквозь. Что меня угораздило сделать это, я уж и не могу вспомнить, но я точно помню, что я сама воткнула этот толстый ржавый гвоздь шляпкой в землю, а потом наступила на него. Матери я так и не призналась в этом, все думали, что я нечаянно наступила на гвоздь, но меня лечили очень долго, так как рана постоянно нарывала и болела, почти всё лето я ходила и хромала. Когда строили двор для скота (а это было уже зимой), то в столбы вбивали какие-то большие металлические скобы, не знаю для каких целей, но одна скоба так привлекла моё внимание (хотелось бы знать, чем), что я подошла и лизнула её. Естественно, мой язык моментально прилип к злополучной скобе. Отдирать было очень больно и я так стояла, пока кто-то из ребятишек не позвал мою мать. Она поливала на мой язык из чайника и таким образом освободила меня из плена...

Мои друзья.

В нашем доме на ул.Советской Армии 27 было 8 квартир, в каждой квартире жили по три семьи. Конечно же, здесь были дети, среди которых и прошло моё детство.Возможно, я кого-то уже забыла и даже не смогу назвать, но тех, с кем мы постоянно играли и много общались, наверное, я смогу назвать. У моего брата было два, так сказать, основных друга - это Шурка Маслов и Толька Тумаков, я их помню, так как на правах младшей сестры я тоже постоянно с ними играла, тем более, что у Шурки была сестра Танька, помладше меня на год - вот она волей судьбы и была в то время моей основной подругой, так как и я, она была навязана своему старшему брату. Мальчишкам мы часто мешали и они старались от нас избавиться как могли, прятались от нас, убегали на болото...Мы с Танькой не очень-то и страдали от этого, сами находили себе занятие, играли в сарайках в куклы, бегали смотреть как большие девчата с парнями гуляют... Это так смешно вспоминать теперь! У нас во дворе были свалены брёвна, не знаю зачем и для чего, вот на них-то и происходили эти свидания. Мы чётко знали, что во столько - то часов Надька Антонова будет там с кем-то, а потом там будем Галька Мордовкина и т.д. Откуда мы это знали - я не знаю, но об этом знал весь наш дворовый детский мир! Кто с кем и в кого влюблён. А Надьке - то Антоновой самой всего лет 7 или 8 было в то время! Самая старшая из нашего двора была Галька Мордовкина, года на 4 меня старше. Мордовкина - это не фамилия её, у неё была мать Поля - мордовка, вот и Галку звали Мордовкина. Её мать часто меняла своих сожителей и вот так случилось, что от одного из сожителей матери и Галька забеременила и родила, когда ей было всего 15 лет. Я уже тогда не жила в этом доме, а приезжала к Коке, мы ходили смотреть на её мальчика, которого назвали Вовой и с которым она жила в сарае, куда её переселила мать. Ей приносили женщины какие-то детские одёжки, игрушки и еду для неё и ребёнка, так и вырастила она его. О дальнейшей судьбе их я ничего не знаю...
Помню ещё Сашку Чибышева - это мой ровесник был, Бусыгиных Юрку с Наташкой. Оба толстые, как два шарика катались. Конечно же, Юрка имел распространённое прозвище - Жиртрест, Жирный и т.п. Он злился и бегал за нами, но нас разве ему догнать! Уже будучи взрослыми мы как-то с братом встретились с ним и даже были у него в гостях. Он и сейчас такой же толстый. Я очень долго до пяти лет говорила плохо, не выговаривала многие буквы и от этого другие дети надо мной смеялись и дразнили. Вот так читала стихи. например: "Осень наступила, высохли тити и глядят уныло голые тити"...А ещё камнем преткновения для меня было слово "фуражка". Мальчишки собирались в кружок и приставали ко мне: "Скажи фуражка". Я старательно произносила , не понимая, почему это слово вызывает у них просто гомерический хохот? Представьте, что я произносила, если вместо ф я произносила х, а вместо ра говорила я?
Особое место в моей жизни занимала, конечно же Алька Лелюхина. У неё был старший брат Славка, самый главный хулиган, а ещё младшие сестра и брат. Но Алька была особым человеком, главной достопримечательностью нашего двора. Она была совершенно слепой, странной девочкой, она жила в каком-то своём мире..Я помню, как она всё время, сложив пальцы щепотью мелкими движениями постукивала по внутренним уголкам своих глаз и приговарила что-то вроде "Хочу видеть, хочу глядеть, ну, почему у меня нет глаз" и т п. Или она бегала вокруг дома, держась за стенку, как-то странно высоко поднимая колени. У меня просто стоит это в глазах. Мальчишки иногда отводили её от стены дома, а потом бросали, она терялась, плакала, не знала куда идти. Когда стала постарше, уже научилась ориентироваться во дворе. Мы любили и жалели её, принимали в свои игры, она любили слушать, когда мы играли в школу. Она умела хорошо петь и часто пела для нас и просто для себя. Приходила к нашему подъезду, садилась на ступеньки и пела, постепенно увлекалась и пела очень громко. Кока её очень любила и Алька всегда ходила к ней, тем более, что дома её все не любили и плохо кормили, давали объедки от других детей, а иногда Славка просто издевался и давал ей корм для кошки, который оставался в миске. Мать с отцом работали и дети были сами себе предоставлены, спала она под кроватью, так как они с четверыми детьми жили в 11-метровке, а она не видит и ей всё равно, где спать. Потом её отдали в дом инвалидов, когда семья получила квартиру и переехала на ул Лескова. Мы с Кокой ходили к ним, когда Альку приводили на каникулы. Она всегда была острижена наголо, даже в доме инвалидов, хотя она уже была взрослой, лет 20. Не знаю, жива ли она, вот с кем хотелось бы встретиться...Алька была старше меня, не знаю, насколько, но я, наверное, была единственной, кто не дразнил и не поиздевался над ней, я думаю, что мой брат тоже этого не делал, так как Кока и мои родители строго следили за этим и не допускали этого. Где же ты Алька Лелюхина? А на фото справа сидит моя мать, а сзади стоит Кока.

Кока.

С какой глубокой нежностью и любовью я обращаюсь в своей памяти к этой женщине! Её имя - Ксения Андреевна Самойлова. Долгие годы я думала, что она наша родственница, как мне говорили мои родители, она была тётей моей матери. И только уже будучи взрослой я узнала, что она для нас просто соседка по квартире. Но она всегда была и будет для меня роднее всех родных тётей и других. Она была крёстной матерью моего брата, но я тоже вслед за ним звала её Кокой. Она была одинокой женщиной - её муж погиб на финской войне, три дочери умерли в младенчестве, жила она в нашей коммуналке в 16-метровке одна. И вот мы с братом стали ей самыми родными и близкими, она возилась с нами, кормила и поила, защищала от всех. Я помню, как она выходила на улицу и ругала более старших мальчишек, кто чем-то мог нас обидеть. Мать никогда но пошла бы на улицу выяснять отношения с детьми, а Кока ходила! Поэтому нас обижать побаивались. Часто мать варила борщ или щи, которые мы отказывались есть, а она относила кастрюльку к Коке и мы уплетали за обе щёки, думая, что это она для нас сварила. С Кокой я играла в куклы, ходила с ней в лес по грибы в Гнилицкий лес, когда там ещё была просто небольшая деревушка, это уже потом Гнилицы вошли в Автозаводский район. С Кокой я спала на её широкой кровати и мне так было там тепло иуютно! Она варила овсяный кисель, он был невкусный, но я его ела, так как Кока сказала, что это очень полезно. Она колола сахар на очень мелкие кусочки и нам так нравилось таскать их из её сахарницы вместо конфет. У неё в комнате я играла вместе со своей любимой подругой Алькой Лелюхиной (о ней моя отдельная история).Вообще, её любили все дети нашего двора. Она было женщина очень религиозная, староверка, молилась очень много и часто. Помню, я лежу у неё в постеле, а она стоит в углу и бормочет что-то мало понятное для меня, я жду, зову её, но от молитвы её ничто не могло отвлечь, тем более мои капризы. Каждый раз она снова и снова терпеливо объясняет мне, что я не должна обрывать её молитву. Она умела заговаривать разные болячки у людей, всё делала с молитвой и ведь помогала людям! Не брала за это деньги никогда, но принимала, если люди приносили ей яблоки, пироги или что-то подобное. Заговоры казалось бы такие примитивные, но помогали ведь! Так в возрасте 11 лет у меня были аденоиды в носу и мне хотели делать операцию, но она заговорила и они исчезли и никогда не появлялись больше. А когда родилась Лена и всё время сильно плакала по вечерам и я не знала, что мне с ней делать, именно Кока пошептала что-то над ней, попоила её наговоренной водичкой и ребёнок успокоился! Да много примеров было. Уже когда мы переехали жить в деревню, я на каникулы часто приезжала к Коке в Горький, с улицы Советской Армии она переехала на проспект Октября в дом 9, а затем они соединились со своей сестрой и обменяли свои комнаты на двухкомнатную квартиру на улице Проезжей, это в кольце 2и4 троллейбусов и недалеко от нашей квартиры на Мончегорской. Она умерла, когда Лене было месяцев 6 примерно. Похоронена она в своей родной деревне, где-то в Сергачском районе, поэтому я не могу даже на могилку её сходить.На фото я с Кокой.

И снова о родителях...

Хочу немного более написать о моих родителях. Моя мать, хоть и была женщина малограмотная, и всю жизнь работала то в заводе, то нянечкой в садике, то санитаркой в больнице, но выглядела, как говорится, на все сто! У неё была гордая осанка, она всегда выглядела очень ухоженной и хорошо одетой. Она умела хорошо шить, покупала всегда хорошие вещи, но на барахолках и в комиссионках, перешивала их по своему вкусу и выглядела как королева. Пользовалась минимумом косметики, но крема покупала всегда не самые дешёвые. Когда пришло время нам идти в ясли, она устроилась туда уборщицей, иначе детей не брали. И вот когда она приводила нас в ясли или потом в садик, родители других детей, не знавшие её, часто принимали её за заведующую или в худшем случае за воспитательницу группы. А когда в деревне работала санитаркой на фельдшерско-акушерском пункте, то пациенты из других деревень первое время обращались к ней, а не
к фельдшеру. Вообще, когда мы переехали в деревню, то там думали, что она учительница.
Я помню у неё было красивое тёмно-синее полупальто, в котором она выглядела очень элегантно и оно её очень стройнило, она казалась такой высокой (хотя была небольшого роста),загадочной...Мне очень нравилось это полупальто и я мечтала, что когда вырасту, у меня будет точно такое же. Мать была несколько замкнутой, малообщительной женщиной, в отличие от отца. который был очень весёлый, умел хорошо петь, мог завести любую компанию, поэтому их с матерью часто приглашали в гости. Если мать не могла пойти из-за работы, то отец всё равно шёл и ему было глубоко наплевать, что мать может и обидеться.
Дома у нас всегда была идеальная чистота, хоть мы жили в 11-метровке, но как-то не ощущалось тесноты, всё всегда было на своих местах, ничего не разбросано, всё красиво и аккуратно. И мы с братом всегда ходили чисто и аккуратно одеты, на фоне других детей мы смотрелись иногда как не из этого дворового мира...На фото моя мать, а на втором она (слева) с коллегой по работе из детского сада, где работала няней.

Мои родители...

Я родилась и выросла в обычной рабочей семье. Мой отец Артюхов Алксандр Васильевич 1919 года рождения, мать Любовь Александровна 1917 года рождения. Оба они были родом из Дальне-Константиновского района Нижегородской области, только сёла разные.Отец из с.Богоявления, но об этом отдельная история будет, а мать из большой деревни Маргуша.В детстве нас с братом на лето часто отправляли туда к тёте Насте, старшей сестре мамы.Транспорта туда почти не было и мы, доехав до райцентра на автобусе, 10 км шли пешком в основном лесом, обычно нас туда отвозил отец. Я помню, как мы очень сильно уставали, так как мы ещё в школе даже не учились с братом тогда и поэтому, когда приходили к тёте Насте, с ног валились от усталости и нас укладывали спать.А наутро уже начиналась деревенская замечатальная жизнь! Но об этом потом.
Мои родители стали жить вместе после войны, откуда отец вернулся с очень тяжёлым ранением в голову. Он был связистом на фронте и получил ранение в битве под Москвой, а потом до конца войны он мотался по госпиталям, у него осколок снаряда застрял в мозге, был пробит череп и ему пришлось делать сложную нейрохирургическую операцию по удалению этого застрявшего осколка, говорили, что это было сделано с помощью магнита, какое тогда было оборудование!...Понятно, что отец остался инвалидом войны и поэтому основным добытчиком семьи являлась мать. Она всё время была на работе, отец часто не работал, а если куда-нибудь устраивался, то это как правило была лёгкая работа за которую мало платили, да и работать он долго не мог, поэтому мы потом и переехали жить в деревню, где отец стал чувствовать себя намного лучше и дожил почти до 85 лет, он умер в 2004г.
Мать мы мало видели в раннем детстве, больше находились с отцом.и с нашей Кокой - это особый человек в моей жизни, я о ней расскажу в отдельной главе. Я помню, как мы ходили с матерью и Кокой на наши участки, где мы выращивали картофель. Мы шли куда-то далеко за тарную базу, потом останавливались на краю участка, я обычно играла там в какие-то камешки, цветочки, а женщины окучивали картошку. Я помню, как я зашла куда-то далеко на чужой участок и заснула в борозде, а мать с Кокой меня долго искали, кричали часа два, наверное, пока я не проснулась и пришла сама. Но меня тогда не наказали, вообще я не помню, что бы нас как-то серьёзно наказывали, Кока нас не давала в обиду и если мы что - то натворим, она обычно уводила нас к себе, пока родители не остынут.
Мои родители зарегастрировали свой брак, когда мне было уже лет 6, я помню, как мы ходмлм с родителями в ЗАГС и во время церемонии мать держала меня за руку.Да и сама церемония была очень простой - просто выписали соответствующий документ и всё, мы пошли домой.
Моя мать была женщиной малограмотной, она окончила всего два класса, тогда считали - писать умеет и ладно. В юности она с сестрой тётей Катей Тихоновой училась работать на тракторе, который появился тогда у них в деревне, ей было - то тогда лет 16 всего, даже парни боялись садиться на трактор, а они вот решились. Вот тогда тётя Катя попала под этот самый трактор и получила травму ноги и груди, так и жила потом без одной груди и хроиой ногой, но это не помешало ей выкормить одной грудью 8 человек детей. А моя мать вскоре переехала в Горький к своему старшему брату, который устроил её работать на Автозавод, где она проработала всю войну и потом долго работала там.
Отец до войны успел окончить 7 классов, потом его забрали в армию, а там война началась и он ушёл на фронт. Вот эти - то 7 классов и позволили ему считаться грамотным человеком по тем временам, а это в свою очередь позволило ему работать впоследствии, когда мы уже жили в деревне, счетоводом в школе, в сельсовете, страховым агентом...
А из детей в нашей семье были только мой старший брат Валерка 1948 года рождения и я - 1950 года рождения. На фото родители с братом.

Наш дом и двор...

Наш дом 27 стоял первым из трёх щитковых домов недалеко от тарной базы. На эту тарную базу вела железная дорога, на которой мы часто играли, так как поезда здесь ходили редко.Но затем дорогу на саму базу закрывал высокий забор, но это не было для нас преградой - нас просто тянуло туда! Мальчишки постарше перелезали через забор, а мы, кто помельче сделали подкоп под забор и лезли в эту лазейку.Я помню, как мне купили красивую белую заячью шубку и вот в этой шубке я полезла на тарную базу через этот подкоп. Когда я вылезла назад, то на моей белой новой шубке на спине было огромное пятно мазута! Мой старший брат Валерка пытался его оттереть, так как знал, что в первую очередь ему влетит, что потащил, как всегда, меня за собой, но всё было напрасно...Не знаю, насколько пострадал Валерка, помню только, что мать долго чем могла пыталась отчистить мою шубку, но я так и носила её потом с этим тёмным, слипшимся от мазута мехом на спине всю зиму. Так эта шубка у меня не прижилась надолго.
Дворик у нас был небольшой, но какой-то уютный, так как со всех сторон его окружали сараи. А сараи в те годы были как второй дом, так как жили очень тесно.В одной квартире жили по три семьи, каждая семья занимала по одной комнате, а часто семьи были многочисленные.Вот у нас в квартире соседи были - бабушка с двумя сыновьями Виктором и Геннадием.Виктор был женат на очень красивой женщине Нине, а у них ещё маленький ребёнок и все они жили в одной комнате 16 кв.метров! Поэтому летом некоторые из членов семьи спали в сараях. Вот и у нас отец и мой старший брат летом спали в сарае, где у нас одно время жил поросёнок, а потом коза.Я помню как однажды случился пожар в нашем дворе, горели сараи, я смотрела в окно и видела как бегал наш поросёнок кругами по двору, визжал, а спина у него горела.Мать бегала за ним , пытаясь поймать его...Не помню, чем это всё закончилось.
Напротив дома за сараями лежало большое болото, куда мы ходили ловить пиявок, а на другой стороне болота стоял наш детский сад, который мы с братом посещали.
С правой стороны от нашего дома начинался ряд таких же, как наш, двухэтажных домов, фибролитовых (по-видимому из такого материала они были сделаны), но мы называли их "февралитовые", а также эдесь находился общественный туалет и помойка, куда мы часто лазили. Однажды мы нашли здесь розовые глазированные пряники, они до сих пор стоят у меня в глазах, такие они были сладкие и вкусные! Мы были неизбалованы сладостями, а тут такое богатство, как устоять? Помню как мы их ели, давились, чтобы кто-нибудь не увидел. Недалеко была колонка, куда ходили за водой и здесь же собирались женщины, чтобы полоскать бельё, делали они это по очереди, поэтому собиралась иногда большая группа и обсуждались все новости, а мы крутились рядом с матерями...На первом фото кто-то сфотографировал детей из нашего дома у нашего подъезда, а на втором мальчишки (в середине мой брат) за сараями на тех самых рельсах, которые вели на тарную базу...

Моё раннее детство...

Что я помню из своего детства? Оказывается, не так уж и мало, если эти воспоминания не давали мне спать с трёх часов ночи сегодня, но и не так уж много, потому что некоторые имена и моменты так и не смогла вспомнить.Вот поэтому и решила записать то, что ещё помню.
Наверное, это моё самое раннее воспоминание, как мы были с матерью и братом на Украине в гостях у моего дяди по матери дяди Павла Ананьева. Я почему-то помню большой противень с жареными семечками лежащий на табуретке, а рядом на диване лежат тётя Женя и Люда (жена и старшая дочь дяди Павла)Вот и все мои воспоминания об Украине.Мне было тогда всего 1,5 года.
Я помню также как меня мать везёт в больших плетёных санках в Монастырку, где живут мои бабушка Настя и дед Василий (родители моего отца).Помню деда - такой большой,лохматый, меня особенно поразили его ноги - босые, с длинными ногтями, которые загибались, как у какого-то зверя.Он меня очень пугал и я всегда боялась деда.Он умер и я больше ничего о нём не помню. А бабушку я помню, она умерла в 1982 году, но я не была на её похоронах, так как я родила тогда Лену и меня долго не выписывали из роддома.
Монастырка - этой деревни теперь нет, здесь сейчас всё застроено, это всё вошло в Автозаводский район.На месте Сержантской улицы, где жили мои бабушка и дед, теперь Южное шоссе.Я хорошо помню, как застраивалась Монастырка большими хрущёвскими домами, так как в доме моего деда жили его дочери с семьями и дальше по Сержантской жили ещё две дочери - тётя Катя и тётя Шура с семьями.Я в школьные годы часто приезжала к своим тётям и жила у них во время каникул.Улица Фучика сохранила своё название и сейчас,хотя улица эта была названа намного позднее других, первое название я не помню.Я вспоминаю также большие часы на высоком столбе, которые стояли на перекрёстке, где я сейчас живу, мы ходили в Монастырку мимо них (сейчас этих часов уже нет).А мы жили в Щитках на улице Советской Армии дом 27, где я родилась...На фото я в четырёхлетнем возрасте и мой старший брат - шесть лет. А на последнем мы на Украине, слева мать со мной на руках.

Моя первая запись...

Итак, начинаю вести новый блог, хотя ещё не научилась им хорошо пользоваться.Но у меня всё впереди и я, надеюсь, овладею этой премудростью тоже.