Школа.

Вот и наступил этот ответственный момент в моей жизни и я иду в школу! Мать сшила мне коричневое штапельное платье, два тоже штапельных фартука - чёрный и белый, такая у нас была тогда форма.Я всегда ходила с косами до 8 класса, с белыми бантами по праздникам и разноцветными в будние дни. И вот я впервые вошла в свой класс. Класс у нас был небольшой, но это была малокомплектная школа, поэтому мы учились вместе с третьим классом, то есть два ряда - первый класс, два ряда - третий. Это не очень легко для детей и для учителя тоже. Когда через 12 лет я снова вернулась в свою школу в качестве учителя, мне тоже пришлось работать некоторое время в таком классе.Наша учительница Вера Семёновна Жадеева была женщиной доброй, какой-то домашней, без возраста. Одета была всегда в какую-то тёмную деревенскую одежду, вечно с тёплой клетчатой шалью на плечах. Мой брат учился на класс старше и попал в класс Валентины Павловны Сергеевой - она считалась более строгой учительницей и говорили, что лучше учила, не знаю, нам с Верой Семёновной было очень хорошо. Вообще, учителя в школе были все какие-то близкие и домашние. Может, потому что их было немного и каждый учитель вёл несколько предметов как правило, а может потому, что наш отец работал в то время в школе и к нам отношение было как к детям сотрудника. Сама школа была небольшая, деревянная с печным отоплением, от которого мы каждую зиму по несколько раз угорали. Тогда приходили к нам из местного медпункта, давали нюхать нашатырь, особо пострадавших освобождали от уроков, что особенно было приятно нам, ученикам.Школа была восьмилетняя, а дальше нужно было ездить в райцентр Д-Константиново. Огромный, как казалось тогда, зал посредине школы, который служил нам и актовым, и спортивным, где проходили наши перемены, а в конце зала находилась учительская.Это было самое тёплое место, так как печка, отапливающая учительскую, одной стеной выходила в зал и мы стремились занять местечко у этой стенки. Во время перемен дежурный учитель проводил какие-либо игры, чтобы мы не бегали и не озоровали. Когда были маленькие, то в игры играли, а потом избегали этого. Летом на улицу выходили во двор, да и зимой выбегали и катались на ледяных дорожках. Однажды я так раскатилась, что упала и сильно ушибла колено, идти не могла и учительница биологии Антонина Дмитриевна внесла меня в школу на руках. Потом у нас при школе разбили сад хороший, где мы работали с учителями, ещё при школе жили кролики одно время, за которыми мы ухаживали. В школе было интересно мне и я с удовольствием туда ходила, назад возвращались всегда одной дорогой - мимо старой церкви, мимо сельсовета, переходили через трассу, шли вдоль всего Глухого порядка и вот мы дома. В школу ходили толпой, заходили друг за другом, так как мы жили почти на краю, то к нам заходили дети из соседней деревущки Учеватихи, а дальше по пути собирали всех. Так получилось, что моя подружка Валька Панова, хоть была младше меня, но когда я училась в третьем классе, она пошла в первый и мы вместе с ней учились у Веры Семёновны. У нас работали разные кружки, которые вели те же самые учителя, я с удовольствием занималась в танцевальном кружке и на каждый праздник мы разучивали какой-то новый танец, сами шили костюмы, что-то придумывали, ставили сценки, все праздничные мероприятия проходили на подъёме, наверное, потому что были детьми и по-другому смотрели на мир, который казался нам тогда добрым и надёжным... Я тогда даже не могла подумать, что пройдёт всего несколько лет и я вернусь в эту щколу в качестве учителя и всё будет по-другому...будут жалобы, скандалы, интриги...обычные взрослые отношения. На фото - учителя, а во втором ряду слева крайний стоит мой отец.

Продолжение...имена...

А вот мою мать всегда звали только Любой и в деревне и в городе, а отца Шуркой. Говорили, не Люба - Шуркина жена, а Шурка - Любин муж. Есть разница!?.

Пановы.

Немного наискосок на другом порядке стоял низкий какой-то приземистый дом Серафима и Палаги Пановых. К нашему приезду в деревню у них было трое детей - Колька - Пупсик, Валька - косая и Костенька. Но имя Костенька к нему как-то не прижилось и его стали звать просто и без претензий Коська, а Костенька произносили, когда хотели его как-то подковырнуть. А потом у них родился Витька-Витенька. Вот в моей памяти осталась эта тёмная, грязная изба, тучи мух, кружащие и жужжащие над лежащим на полу грудным ребёнком, с лицом, покрытым марлей. Это Витеньку клали на пол, чтобы не упал с кровати, когда родителей не было дома, он оставался на попечении своих старших братьев и сестры. Вот эта семья и эти дети были нашими главными друзьями, на первых порах даже единственными, так как мы мало кого тогда знали, потом в школе уже познакомились с другими. Как я уже писала раньше, через нашу улицу Глухой конец шла очень грязная, совершенно не проходимая дорога. Чтобы перейти через неё, надо было надевать болотные сапоги, а поскольку их не было у ребятишек, то мы перебирались через дорогу, чтобы играть на той или иной стороне, босиком по уши в грязи. Моя подружка и тёзка Валька Панова всегда до поздней осени ходила босиком, как и её братья. А нам мать не очень - то это разрешала, может, из-за моего ржавого гвоздя, но мы всё равно ходили босиком по траве, когда родители не видели. Когда я переходила через дорогу к Вальке босиком, потом вытирала ноги об траву и надевала обувь. А мать потом удивлялась, почему у меня обувь всегда внутри грязная? Эта Валька была очень толстой и неуклюжей девочкой с косыми глазами. В деревне к ней как-то относились не очень хорошо, как-то с насмешкой и другие дети с ней не очень дружились. А вот с ней мы как-то сразу подружились, хотя моя, так сказать репутация, пострадала в какой-то мере, так как после этого и меня не сразу приняли в свой круг деревенские ребятишки. Этому способствовала и моя неместная речь и даже моё имя. В семье ещё в городе нас родители звали Валерик и Валечка. В городе это было нормально, а в деревне это оказалось как-то не к месту и над нами стали просто смеяться и произносить это как-то иронически, с насмешкой. Да ещё наш городской говор, но мой брат как-то быстро переделался и его стали звать Валеркой и говорить он стал на О, а вот я так и не научилась этому разговору и всё время, что жила в деревне, говорила на А, как в городе. То, что надо мной смеялись при этом, меня не задевало как-то, наверное, сказалась привычка к насмешкам ещё в раннем детстве. Вот вскоре и отстали с насмешками, хотя иногда кто-нибудь и в более старшем возрасте поддевал меня этим говором. Конечно, кое-какие деревенские словечки и у меня прижились навсегда и надолго, но в целом всё-таки моя речь отличалась от других. А ещё это моё городское имя! Я очень страдала от него, когда шла по улице и мне кричали ребятишки :"Валечка-Валечка!" Казалось бы, ну что плохого, но как-то это произносилось с издёвкой, что звучало как прозвище. Вот моя подружка Валька Панова и придумала и стала первой звать меня Валюшкой и это как-то прижилось и Валечка стала забываться. Вообще, в деревне имена имеют большее значение, чем где - либо и выражают отношение к человеку, так мне кажется. Как в семье относятся к тебе, так и называют, а ещё улица должна принять или не принять твоё имя. Обычные имена Танька-Манька - это норма, а вот если тебя называют уменьшительным именем, то это иногда чревато, но бывают и такие имена приживаются. Вот была у нас в деревне женщина, так её звали Аннушка - Пяндесят, это она так произносила "пятьдесят", это имя Аннушка произносилось с насмешкой. Имя Марина - вообще хуже не бывает! Звали в конце улицы одну взрослую женщину Мариной, так её почти дурой считали - ну, что, мол, с неё взять, она же Марина! Поэтому, повезло тому, кого звали просто полуименем Манька, например, значит ты свой и претензий к тебе нет. С фамилиями на первых порах тоже путаница случалась, так как известно, что кроме твоей официальной фамилии, у всех почти есть ещё уличная фамилия. Когда пошла в школу, то с удивлением обнаружила, что Машка и Лизка Петровы вовсе и не Петровы, а Ларцевы, Точковы не Точковы, Маловы не Маловы и так далее. Оказалось, почти у всех детей есть ещё одна фамилия. Нам повезло, так как у нас фамилия была одна Артюховы и мы в нашей деревне были единственные с этой фамилией, что нас тоже выделяло из всех. Не знаю, почему так случилось, ведь мой отец был родом из этого села, наверное, у моего деда не было братьев, а сёстры вышли замуж и сменили фамилии. Всё-таки двоюродные родственники у моего отца были и тётку одну вспоминаю...
А потом Пановы стали строить новый дом, а мы постоянно играли на срубах, а ещё мне запомнилось, как мать Вальки Пановой пекла ржаные пироги с вишней и вкусней этих пирогов ничего на свете не было!..Пироги пекла она всегда большие, во весь противень, они лежали на столе, прикрытые от мух не совсем свежей тряпицей, мы как могли терзали их и ели с молоком или просто так. Мой брат дружил с другими ребятишками, а я в этой семье была своей, почти пятым ребёнком. Но вот почему - то сейчас наши дороги с Валькой постепенно разошлись и мы редко общаемся, хотя она долгое время жила в городе, даже на Автозаводе и даже на Мончегорской в 16 доме!

Настенька.

Напротив нашего дома на другом порядке в большом пятистенном доме жила семья Бушуевых. Отец дядя Вася человек очень строгий и казался нам тогда даже немножко страшным. Может потому, что его очень боялась и беспрекословно слушалась его единственная дочь от первого брака Настенька, именно так её все в селе звали. Она была не намного старше меня, примерно года на три, но выглядела старше, наверное потому, что у неё фактически не было детства. Как я помню, она всё время быстро - быстро ходила, почти бегала из огорода на скотный двор, то в дом, то за травой в поле...Фактически, всю работу по дому она делала сама. Она жила с мачехой тётей Настей, которую я помню постоянно закутанную в большую шаль, постоянно болеющую и жалующуюся на всё и вся. Вот не знаю почему, но у меня она вызывала какое-то неприятное чувство всегда. Иногда Настенька прибегала к нам, угощала медовыми сотами (у них были свои ульи), но поиграть с нами е не давали, тётя Настя тут же высовывалась из окна и плачущим голосом звала: "Настенька, ну, где ты бегаешь, корову доить надо!" Или что-то в этом роде. А когда появлялся отец, то Настенька просто бросалась домой, ничего не видя кругом, низко наклонив голову. Она была физически развита не по годам, немного полноватая и круглолицая, очень тихая и скромная. Наши матери жалели её, осуждали тётю Настю про себя. У тёти Насти своих детей не было и женщины считали, что она не имеет материнских чувств. Я хорошо помню эти разговоры. И вдруг мы узнаём, что Настеньку выдают замуж! А было ей всего пятнадцать лет! Год приписали ей тогда, чтобы перед законом всё было в норме. Мы бегали смотреть, когда жених приходил с друзьями. Его звали Виктор, невысокого роста, лет где-то 25-26. Богатой была свадьба, по всем правилам, с соблюдением всех русских традиций. Я помню Настеньку, как она и на свадьбе сидела вся испуганная, с низко наклонённой головой. Было впечатление, что в её жизни появился ещё один человек, которого надо бояться. Тогда говорили все: "Вот хоть от мачехи избавится, да жить начнёт может." Но всё получилось по-другому. Муж её не любил, сильно пил и зверски избивал свою малолетнюю жену. Через год она пришла домой к отцу, слегла и больше не встала. От побоев по голове у сначала появилась большая гематома на голове, потом обнаружили опухоль мозга. Настенька умерла в мученьях в возрасте 16 лет. Вот и ещё одна трагическая судьба...

Соседи.

Слева от нашего дома стоял не менее ветхий домишко, в котором сначала жила молодая разбитная бабёнка Настёнка Новокщёнова, когда мы только приехали, она жила одна, а потом вскоре приняла к себе молодого парня Шурку Котунова, который был моложе её лет на пять, красивый, настоящий мачо, но любил крепко выпить. Работал он электриком на электроподстанции, которая находилась при въезде в село со стороны города, она и сейчас там находится, дети работников подстанции ходили к нам в школу, да и многим нашим сельским она давала кусок хлеба. У них родились три дочери, ровно через два года друг за другом: сначала Анечка, потом Оленька, последняя Лидинька. Мы жили с ними всегда дружно, вообще мои родители никогда не конфликтовали с соседями, где бы ни жили. Вот поэтому, когда Настёнка родила вторую дочку, в крёстные пригласили меня, мне было 11 лет. Батюшка, приехавший в село, крестил сразу несколько деревенских младенцев в доме Настёнки. Я помню, как мне на руки положили чистую пелёнку, а потом обнажённую маленькую Ольгу, которую я с испугом держала на вытянутых руках, а потом надо было ещё три раза обойти вокруг импровизированной купели и что-то говорить, кажется, слово ВЕРУЮ три раза, но я уже плохо помню...Вот так эти девочки и росли на моих глазах. Третья, Лидинька, родилась, когда мне было 13 лет Я её хорошо запомнила, самая серьёзная была из них, хоть и самая маленькая. Я говорю была, потому что её уже давно нет. Трагичной была эта маленькая судьба... Когда ей было 4 года, она погибла на трассе под колёсами грузовика. У нас дорога шла под уклон и аварии происходили довольно часто. А в тот злосчастный день Анечка с младшей Лидинькой шли к матери на работу в школу (она работала в школе уборщицей), Аня перещла дорогу, а Лидинька успела дойти только до середины трассы, когда сверху со стороны города показался грузовик, водитель пытался затормозить и съехать в кювет, но испуганная девочка, вместо того, чтобы продолжать движение и перебежать дорогу, просто повернула назад, как раз туда, куда с дороги уже съехал грузовик. Там в кювете он её и раздавил, настолько, что по кускам собирали. Я уже к тому времени училась в Лукоянове, но слышала эти рассказы, как Настёнка страшно выла и ползала по дороге, собирая по кусочкам своего ребёнка. Во время похорон, когда переходили трассу в этом месте, а это был главный переход через трассу, она нашла кусочек ступни в туфельке, как упала так и не смогла подняться, чтобы идти дальше. Так и хоронили без неё. А через несколько лет погиб и их красавец отец. Когда производил какие-то работы на эл.столбе, его ударило током, свалился уже почерневшим трупом...Вот так Настёнка овдовела и одна поднимала своих двух дочерей...Они и сейчас живут в Богоявлении.
А справа от нас, позднее, построили новый дом молодожёны Шуликовы - Юрка с Нюркой, так их в деревне звали, у них было трое детей - Шурка, с ним они приехали, потом родилась Танька, моложе меня на 10 лет была и последняя Верочка. Странные они были люди. нелюдимые, малообщительные, особенно отец. Его называли черемисом, это национальность такая, кажется, это марийцы, но я не уверена точно. С детьми они тоже странно обращались. Я помню, как Верочку они привязывали всё время к ножке стола и она так сидела на привязи, пока родители уходили на работу или просто были заняты своими делами, мы подходили к ней, играли рядом, всё время около неё стояла миска с молоком, из которой могли пить кто угодно и собаки и кошки, валялись куски хлеба...Летом её привязывали на улице, а зимой в избе. Когда подросла, она сторонилась людей, пряталась от них в погреб, наверное, что-то было нарушено в её психике, умерла рано, совсем юной девушкой. С другой стороны от Шуликовых, на краю,сестра Настёнки, Анна с мужем, вскоре построили дом, Вот это и были наши ближайшие соседи на нашем порядке...На фото наши соседки дочки Настёнки Котуновой: Аня, Оля и погибшая Лида.

Вот моя деревня...

Богоявление - моё родное село. Хоть я здесь и не родилась, но в моей жизни оно занимает большое место, ведь здесь прошли мои школьные годы, здесь я приобрела своих первых друзей на всю жизнь, здесь формировались мои интересы и закалялся мой характер, да и ещё много всего случилось именно здесь. Село было большое, в 60 км. от областного центра. через всю главную улицу проходила магистраль на Арзамас, иы обычно ходили сюда гулять, когда стали постарше, мы так и говорили: "Ходили по трассе". Сейчас эта улица называется Шоссейная. А моя семья жила на боковой улице, которая, как аппендикс, отходила от трассы влево и называлась в простонародье Глухой конец, так как никуда, в общем-то, не вела, а после неё начинались поля, на которых в разное время выращивались те или другие овощи. Наша улица было, наверное, самой грязной, в том смысле, что здесь не было совершенно никакой дороги и проехать на машине было просто проблематично, особенно к нам, так как мы жили на самом конце. Уже несколько лет спустя, были построены ещё два дома после нас. А вправо от трассы немного под углом шла другая улица или Попов порядок, так как там жила когда-то семья местного попа. Церковь в селе была заброшенная и недействующая к тому времени, она стояла рядом со школой, мы иногда лазили туда, там жили дикие голуби, всё ими было загажено. Когда они взлетали под купол, вспугнутые нами, то казалось, что это души каких-то нереальных существ обитают здесь в полумраке. Немного становилось жутковато и мы быстро покидали церковь. Дочери бывшего попа всё ещё жили в селе и их так и звали Поповны. А улица это теперь называется Ключевая, так как там ещё находится ключ, на котором деревенские бабы полоскали бельё. Богоявление было как бы центром для окружающих деревень - здесь была 8-милетняя школа, клуб, медпункт, правление колхоза, а потом совхоза, сельский совет или местная администрация. Но был всего один продуктовый магазин, куда мы любили ходить сначала с родителями, а потом одни за хлебом, занимая очередь с пяти утра, ждали, когда придёт машина с хлебом из райцентра, это примерно часов до 2-3 дня в каникулы летом. Во время учёбы нас не посылали туда, конечно. Родители мои следили за нами, что бы мы не прогуливали, мы с братом всегда хорошо учились и были одними из лучших учеников в школе. Вообще, места эти были знаменитые, нас окружали несколько деревень с похожими названиями: Гремячая Поляна, Хмелевая Поляна и Белая Поляна и другие. В Гремячей Поляне родился и вырос известный писатель Николай Кочин. Его книги "Девки", "Парни", были написаны им о людях, которые жили в этих деревнях, описывались наши родные места, поэтому мы читали их с особым чувством и любовью...А за Глухим концом протекала тихая спокойная речка Песчанка, с прозрачной и чистой водой, куда мы ходили купаться и ловить рыбу с ребятишками...На фото наш дом.